Бакэнэко. Кайдан

[Ryuu-oh]

Жанр: кайдан; дневниковая запись
Написано на Кайдан-марафон у Аонэ.
Фэндом: материк Хэнь
фэндомные пояснения: в данной реальности на материке правящими считаются Тысяча Семейств, для простоты обозначенные по номерам - от Единицы до Тысячи, по нисходящей на момент формирования системы. Соответственно, Року - некогда шестой по знатности дом, Годзю - пятидесятый, мельком помянутые Ён - четвертые. Понятно, за более чем пять сотен лет правления династии Ити расклад среди Тысячи Семейств порядком менялся, хотя сам состав - от Ити до Сэн - оставался неизменным. Также широко известно "Тысяча Первое Семейство" - Сэнка, или Сэн-ке, теневой и весьма влиятельный клан, примерно аналогичный разрекламированным кланам синоби. Считается, что люди из Сэн-ке светловолосы, и это мнение в целом соответствует истине. На материке господствует своеобразное двуязычие: дворянство, свято храня прежние традиции, говорит на языке Островов (прибл. аналог японского), простонародье - на своем языке (аналог китайского), отсюда двуименность некоторых героев. Письменность примерно аналогична китайской иероглифической.
Все имена и названия придуманы мною и моими товарищами; все совпадения случайны.

запись о некоем истинном происшествии в городе Мияко

Все знают, до чего я дотошный человек, особенно когда дело доходит до подготовки очередной игры. Вон, герр Каплей не даст соврать: если уж я копаю, то так копаю, что аж за ушами трещит.
И вот, соответственно, перед очередным актом "Мятежа" я засел за книжки. Слава богу, именно наша, русская то есть, подлодка натолкнулась на останки этого некогда великого материка, ну и материалов по-русски найти можно много.
Копал я, понятно, по благородному клану Року - мне всегда было интересно читать про древние, но утратившие влияние семейства, а тут - такой яркий пример! С Ёнами-то все читано-перечитано, и опять же, по ним больше Юки материал добывал, ну и сам Ён-Майон, конечно.
И тут натыкаюсь на занятную запись, в чем-то вроде хроники, если я не ошибаюсь: рассказывали о том, как пал такой древний и славный дом, и кто привел его к падению. Конечно, не без сверхъестественного... короче, лучше я сам рассказ перепишу.

Дом Року, шестой из Тысячи Благородных Семейств, погубили двое, и эти двое были дедом и внуком.
Деда звали Кинъитиро, внука - Хакуо, а среди простонародья последний был известен как Байдзин. У Кинъитиро, главы дома Року, не было детей мужского пола, а потому в один несчастливый день объявил он, что сыном его и наследником станет супруг его старшей дочери, Ёсико. Сильно разгневались Каэдэ и Каодо, его троюродные братья со стороны двоюродного дедушки: уже заказали они себе каждый по скатке ткани на парадное платье, уже назанимали в долг под грядущие доходы - ан нет, не носить им синюю камелию на груди, только на рукавах носить! Обиделись они, затаили злобу, но шуметь не стали: суров старый Кинъитиро, кто зашумит - тот голову легко сложит.
Долго выбирал дочери жениха господин Року, много дней думал, много ночей не спал - наконец, ввел он в свой дом молодого Горо, красавца, умного не по годам и славного воина. Одно плохо: был молодой Горо из Сэнка, из тысяча первого дома, откуда все палачи да убийцы да шпионы родом. Странный то был выбор, и недолжный, и первый то был шаг к гибели Року.

И вправду, непонятно, что старику в голову взбрело, хотя какой же он старик - всего-то, если по датам смотреть, чуть за сорок ему было в двадцать первый год царствования благословенного Ёкотэя, императора пяти хэньских земель.
Наверное, хотел обезопасить заранее своего наследника ото всяких покушений на его жизнь и честь, а может - просто заполучить в дряхлеющий дом немножко свежей крови?
Я вот с историком несогласен; скорее уж, Року-но Кинъитиро безуспешно попытался спасти свой дом от гибели, но благими намерениями, как известно... Сами судите!

Нового наследника Року звали Горо; и вскоре благородная Ёсико подарила ему сына, которому будет суждено погубить свой дом, молодого господина Хакуо. Такое имя ему дали потому, что он родился зимой, когда снег покрыл всю округу, так что совершенно невозможно было пройти.
Року-но Горо очень любил сына, но едва ли не больше Року-но Горо любил своего кота. Кота звали Муранэко, и был он серый, с пятнами вокруг глаз и близ хвоста, и с белыми лапками. С самых ранних лет господин Хакуо играл с тем котом и слушал рассказы отца - не о долге благородного воина, и не о славных сражениях, и не о тонкой игре политиков, а о пыльных дорогах и сухой траве на задворках нищих кварталов, где дети бедноты свободно играют друг с другом, не связанные ни правилами приличия, ни пышными одеждами.
А самое главное - там, на этих пыльных задворках, свободно можно встретить самых веселых и ловких кошек в городе, и самых верных друзей. Внимательно слушал отца молодой Хакуо, а дед Кинъитиро только посмеивался на эти рассказы. Он, всегда такой мудрый, не разглядел очевидного зла у себя под носом.

Ну, дальше довольно банально и неинтересно: благородный Хакуо с помощью кота Муранэко и с потворства отца сбегает тишком из дома и пробирается в бедняцкие кварталы, где пускай и не тот рай на земле, что ему описывал отец, но настоящая свобода, настоящие друзья и весело. Там, в этих кварталах, он известен как Байдзин, его уважают за красоту, за умение драться и за то, что у него странная связь с кошками: по первому зову эти четвероногие покорно сбегаются к нему и порой помогают выпутаться из беды.
Ну а дальше начинаются неприятности - куда ж без них!

Едва ли тринадцать лет исполнилось молодому господину Хакуо, когда страшный удар пал на дом Року - первый из множества, что довелось ему пережить. По ложному доносу арестован был Року-но Горо, и предан жестокой казни как государственный изменник. И говорят, в день казни видели на лобном месте серого белоногого кота с пятнами на мордочке и у хвоста, и будто пытался кот тот хоть лапкой, хоть кончиком хвоста до Горо дотронуться, да не сумел: застрелили зверя императорские лучники.
С того дня перестали кошки и коты помогать господину Хакуо, а беднота - его уважать. Стал в бедняцких кварталах изгоем Байдзин, ни с кем не говорит, никто с ним и заговорить не пытается.
Но вот однажды заявился в те кварталы чужак, волосы как солома, глаза узкие, хитрые - по всему видать, из Сэнка человек. А Байдзин совсем было собрался те кварталы покинуть.
Стал тот чужак Байдзину докучать, смеяться над ним, все-то в нем расписал, ничего не обошел: и косу слишком длинную, и платье слишком новое, и ноги-то не довольно грязны, и руки-то не довольно чисты... Все молча стерпел Хакуо: не пристало благородному на каждого дурака обижаться и своим гневом его благодетельствовать.
Но не отчаивался докучливый чужак, терпеливо выискивал, куда б так ударить, чтоб все ж полюбоваться на гнев молодого господина, и наконец нашарил. Подстерег он его как-то, да говорит:
- Что, кошкин сын! Не помогло колдовство твоему отцу, не помогло богатство неправедное: как родился отребьем, так и помер отщепенцем!
В тот миг взъярился молодой господин Хакуо, накинулся на чужака, точно сокол на пугливого оленя...

Дальше несколько параграфов лакуна. Жалко немного, пожалуй: это чуть ли не единственная драка за всю повесть. А впрочем, если вся она изобилует такими перлами, как соколиная оленья охота, то и не жалко. Ну да ладно, по смыслу все равно все ясно: победил молодой княжич чужака, извалял в пыли, но пощадил, потому что благ и милостив.
А чужак, судя по всему, проникся, потому что вот о чем речь в следующем сохранном куске:

- .... И если кто будет тебе, Байдзин, врагом - то и мне, Шумао, будет он врагом! - так сказал чужак, и обнял его крепко молодой княжич в знак того, что нет между ними никакой злобы. И с того дня, как помирились они, стали люди замечать, что вернулась к Байдзину прежняя его сила, и снова коты и кошки к нему благосклонны. Тогда-то подобрал он бездомного котенка, принес в дом, назвал Конэко, стал с ним вечерами играть и молоком в мисочке поить.
А когда надоедал ему пышный и душный дом его, уходил он обратно на задворки Мияко, где ждали его уже порядком подросшие его приятели и новый друг - Шумао, хитрый чужак с соломенными волосами.
Учил его новый друг всяким хитрым премудростям, как ветер слушать, как ходить, следов не оставляя, как человека с одного удара убить - много разного знал и умел этот Сэнка - и с новыми знаньями возвращался домой княжич, и мало кто мог с ним сравниться хитростью, силой да удачливостью.
И гордился внуком Кинъитиро, и не сомневался больше, что не зря принял в дом молодого Горо.

Ну, наверное, интриги княжича Хакуо можно и пропустить, сплошная допотопная политика и не менее допотопные подлости и хитровывернутости, из которых княжич выбирался то сам, то с помощью бедняков-приятелей, то с помощью кошек. Тоска, одним словом. Но история близится то ли к концу, то ли к кульминации: встретил как-то в саду наш княжич прекрасную девушуц, причем - надо заметить - не в своем законном саду, а в соседском, куда с друзьями спелые персики воровать лазил.
И полюбил. Естественно, с первого взгляда. Думал, она благородная госпожа - ан нет, оказалась просто служанка, по имени Маокэ. Но очень, очень красивая служанка.
Пришлось княжичу провернуть очередную мегаинтригу (с пятью лакунами), в итоге которой сам хозяин соседского дома, некий господин Годзю, уверился, что эта девушка - его незаконнорожденная, но несомненно, родная дочь.
Ну, а так как в традициях что сказки, что жизни его единственный ребенок внезапно скончался то ли от птичьего гриппа, то ли от атипичной пневмонии - эту самую Маокэ мгновенно удочерили, и назвали благородным именем Исанэко.
И кто б сомневался, что Хакуо на ней женится! А вот дальше пошли всякие чудеса на виражах...

Мало кто из великих влюбленных так любил друг друга, как Байдзин и Маокэ, как Хакуо и Исанэко!
Разве, может, генерал Лан и его госпожа Канлин. Дни и ночи проводил со своей супругою княжич, обо всем он забыл в ее нежных объятьях - и о друзьях, и о долге, и даже о коте своем, Конэко. Только изредка мог дед его от жены оторвать - ровно ото сна пробудить - и тогда послушно шел он делами заниматься.
Но пришел день, и умер его дед, заболел внезапно и скончался скоропостижно - что ж! И не такое в жизни бывает.
Похоронил его молодой Хакуо, да недолго погоревал: слуги видели, тем же вечером к жене отправился.
В те дни, говорят, каким-то чудом пробрался к нему Шумао, поймал его в саду во время вечернего раздумья и строго наказал оставить ту Исанэко, потому что злая она и нехорошая женщина, и дурное она творит с княжичем, а Шумао за друга своего волнуется.
Но только засмеялся в ответ князь Року.
- Если и правда это, - сказал он - То я предпочитаю злую долю с ней доброй без нее!
И еще сказал другу своему убираться прочь, и не являться перед ним больше никогда.
Заплакал горько Шумао, и снова молил друга своего оставить Исанэко, и снова тот отказал. И в третий раз просил Шумао, на коленях просил!
Но князь пригрозил кликнуть слуг, и Сэнка, плача, ушел, и больше никто его и не видал.
А князь Року вернулся к супруге.

Понятное дело, такая глупость безнаказанной не бывает, и все читатели уже радостно ждут, когда ж ведьмочка наконец то ли выпьет супруга до дна, то ли просто горло ему перережет - но они-то ждут, а их ждет облом, ага. Потому что вместо этого два клоуна из начала легенды, Каэдэ и Каодо, взяил да и отравили господскую жену. Причем беременную, ага.
Ну, с любой стороны нехорошо поступили, хоть она и ведьма. Опять же, князь погрузился, как и следовало ожидать, в Великую Печаль.
Заперся в комнате с котом и ни с кем не разговаривал, странный он человек.
И вот тут, наконец-то, нас ожидает кульминация рассказа.

Однажды утром проснулся князь Року, и понял, что это утро для него будет счастливым, и покинул свои покои, и вышел в сад. И вдруг увидел, как мелькнула между вишнями женская фигурка в длинных розовых одеяниях, и наполнилось сердце его тоскою, и позвал он отчаянно:
- Исанэко!
И в тот же миг вышла женщина из-за вишен, и улыбнулась ему, и узнал он в ней свою жену. Ласково обняла она его, и поцеловала, и только просила, чтобы встречи их отныне были тайными, потому как такое на ней заклятье.
С того дня - как подменили молодого князя! Словно время вспять повернулось, снова стал он умен, и хитер, и силен, и с людьми приветлив, и порой стал наведываться во дворы своей юности, и много помогал бедным, и все благословляли князя Року-но Хакуо, а в бедняцких кварталах только что не молились на своего Байдзина.
И даже друга своего, Шумао, пытался отыскать князь, да не нашел.
И тряслись от страха, как крысы в норе, Каэдэ да Каодо, и думали, что делать, и мучались, и опрашивали колдунов да гадателей, пока один из них не сказал:
- Подкупите слуг, пусть посадят в княжеском саду девять кустов кошачьей мяты! Звезды говорят мне, не без кошек тут обошлось.
И подкупили они слуг, и те сделали, как им сказали.

На другой день ранним утром сидел князь Року-но Хакуо на террасе с любимой супругой, со своей Исанэко, да на рассвет любовался. Неспокойна была Исанэко, все норовила в дом уйти, но не пускал ее князь: и без того недолго оставалось ему супругой наслаждаться, не хотел он ее отпускать. Однако ж разрешил ей в дом ненадолго отлучиться - еще фруктов принести.
А пока ходила она, слетел на террасу воробей, стал прыгать, пищать смешно, крылышками махать, крошек выпрашивать.
В добром настроении был князь, насыпал ему зерен - и в этот миг шагнула в проем двери Исанэко, и птицу ту увидела.
Вмиг отбросила она поднос со всем, что было на нем, спину ссутулила и прыгнула на птицу, и увидел князь: не жена перед ним, а кошка в рост человека, синяя, глаза желтым огнем горят, пять хвостов за спиной по бокам хлещут.
Не раздумывал долго князь: одним ударом меча отсек твари голову. Покатилась по доскам голова, кровь хлынула из раны, слезы - из кошачьих глаз. Заговорила мертвая голова:
- Княже, мой княже, что же ты наделал! Подождал бы еще три месяца - навсегда бы твоею была я, стала бы человеком! Я ведь не просто кошка, я дочь кошачьего царя, имя мне Хисанэко, а отец мой был Муранэко, что отцу твоему верно служил. С первого взгляда полюбила я тебя, пожелала быть тебе дорога. Приняла я тогда облик мужчины и стала тебе другом, другом твоим Шумао. Но сколько б ни дарил ты мне дружбы и доверия, не был ты моим даже на кончик уха. Поняла я тогда, что всего дороже мужчине - не друг, а женщина, да опередила меня Исанэко, сестрица моя родная, украла твое сердце, разум твой в хрустальном ларце заточила, а меня ты и видеть не пожелал... Но что ж! Благосклонна была ко мне судьба, однако ж! Умерла сестрица, и стала теперь я тебе женой, и вот как ты мне отплатил за мою любовь! - и снова потекли из мертвых глаз слезы, и замолчала она навеки.
А князь Року-но Хакуо, не снеся горя и раскаянья, тут же пронзил себе грудь своим мечом, да так и умер, обнимая кошачье тело, в каковом виде их и нашли слуги.
Дом же Року с тех пор перешел в управление ветви Каэдэ, а там и совсем захирел, ибо от дурного корня - что доброго вырастет?

Вот такая вот история, как прочел, так и закопировал, ну только что чуть-чуть подсократил. Вот теперь думаю, как бы так ее в "Мятеже" обыграть, уж больно она здоровская.
А вообще мрачная история, как многие восточные. Ни тебе оптимизма, ни тебе хэппи-энда, хорошо еще, буддистских загибов с кармой на Хэнь не было и без прошлых жизней обошлось.
Ведь тут какая мораль? Чего ты ни делай, а чему быть, того не миновать, что ли?
Или просто - как козла не люби, а рога не отвалятся? Уж больно козловат был князь, как его ни хвалили.
Не стоил он такого, вот ни разу. Я б лучше про его отца, который с кошачьим королем дружил, почитал - да никто не писал, разве что Юки напишет. Но это будет уже не аутентично.
Но история все равно занятная, правда?